Храм в Алмазово
В самом начале 90-х годов, во время одного из первых крестных ходов в Москве, столь обычных до революции и столь необычных после гонений и»безбожных» пятилеток, патриарх Алексий II сказал, что мы должны молитвой, кроплением, предношением святынь заново освятить всю поруганную и оскверненную землю, призвать, вернуть на нее благодать Божию. Ведь было время, когда вся Россия была освящена и»на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения» (1 Тим. 2, 8), — и обильно получали просимое.
Но заново облагоухать молитвой землю, которая сейчас рождает чаще»терние и волчцы» (Быт. 3, 18), нежели»всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи» (Быт. 2, 9), — это требует больших трудов и многих усилий. Поэтому так отрадно бывает, когда то здесь то там вспыхивают затеплившимися свечками устремленные к небу храмы Божии — возвращающиеся, строящиеся, поднимаемые из развалин. Происходит это и в городах, и в весях, и в воинских частях, и в местах лишения свободы… Скорее, скорее… Надо спешить, пока еще не окончательно утеряны в человеке образ и подобие Божии, пока можно их еще восстановить, пока не разразилась катастрофа, до которой остался не то один шаг, не то один вздох.
Промыслом Божиим, церковных руин, над которыми плачут ангелы (а каждый храм при освящении получает своего ангела-хранителя), в сельской местности сохранилось больше, чем в городах. И Церковь, как попечительная мать, стремится вдохнуть новую жизнь в эти останки живительного некогда тела. Труд восстановления — неблагодарный, искусительный, часто сопряженный с непониманием, с оскорблениями, подозрениями, подвохами, тайным и явным противодействием всех богоборческих сил, — по плечу немногим. Начинают, по ревности, послушанию или благословению, многие. Достойно завершают — некоторые. И слава Богу, что этих»некоторых» еще достаточно в нашем духовно ослабленном народе.
До 2-й половины XVII в. место это,»Ошитково, пустошь на суходоле», действительно пустовало, а в 1619-1620 гг. было пожаловано царем Михаилом Федоровичем своим сподвижникам Михаилу и Осипу Елизаровым. Но только когда оно перешло в качестве приданого мужу внучки Осипа Елизарова думному дворянину Семену Ерофеевичу Алмазову, здесь появились первые дворы вотчинников. В 1707 г. владельцы Семен Ерофеевич и его сын стольник Иван Семенович устроили в сельце однопрестольную деревянную церковь во имя преподобного Сергия Радонежского, чьи нетленные мощи почивают в 70 км отсюда. С тех пор село стало именоваться»Сергиевское, Алмазово тож». А в 1730 г. в нем была освящена новая, уже каменная, церковь с деревянной колокольней.
В 1753 г. село было продано богатому уральскому горнозаводчику Никите Акинфовичу Демидову, который начал кардинальное переустройство этого живописного подмосковного уголка, активно продолженное его сыном Николаем Никитичем. Уже в 60-70-х годах XVIII в. здесь сложился уникальный садово-парковый ансамбль, состоявший из системы регулярных каналов и прудов (способствовавших осушению заболоченной местности), по берегам и на искусственных островах которых расположились усадебный дом, флигели, хозяйственные постройки, оранжереи, зверинцы, сады, насыпные горки.
В начале XIX в. была заложена и новая церковь, сохранившаяся до наших дней. Проект ее был составлен отпущенным на волю крепостным Демидова, главным исполнителем его задумок, садовником, а затем архитектором, получившим образование в мастерской Д. Жилярди, Андреем Гавриловичем Ткачевым. Трехпрестольная церковь в стиле классицизма была выстроена за пять лет и в 1819 г. освящена: 9 сентября — главный престол в честь Казанской иконы Божией Матери, 10 — Сергиевский придел (теплый) и 11 — Никольский. Храм среди местных жителей продолжал именоваться Сергиевским, хотя главной святыней в нем была чтимая Казанская икона. Где и как прославился этот список, история умалчивает, в одних документах он называется»явленным», в других»обещанным», т. е. обетным. Известно, что в 1730 г. перед иконой уже принято было содержать неугасимую лампаду. Не исключено, что образ принадлежал первоначальным владельцам, получившим эту землю за верную службу в Смутное время, когда именно Казанская икона стала охранительницей России.
Новая церковь была украшена живописью в»итальянском стиле», что соответствовало духу времени и ее архитектуре. Иконы для трех иконостасов писал учитель рисовального класса при Московском университете Артемий Петрович Дроздов, а роспись интерьера производил Павел Николаевич Балашов со своей бригадой. Два колокола, в дополнение к пяти существовавшим, отливал в Туле на собственном заводе купец Федор Иванович Черников. Большой — на 150 пудов и малый — на 50.Звон их хорошо разносился по округе, что было немаловажно, так как храм обслуживал не только владельцев усадьбы и дворовых людей, но и приписные деревни Никифорово, Кишкино и близлежащие Жеребцы.
На стенах северной паперти до середины XX в. сохранялись мраморные доски, напоминавшие прихожанам о храмостроителях — Иване Алмазове и Николае Демидове, небесному покровителю которого посвящен северный придел. Впрочем, Н. Н. Демидов, предполагавший провести остаток дней в своей подмосковной усадьбе, стал российским посланником во Флоренции и скончался там в 1828 г. Память его была отмечена в этом городе, для которого он совершил немало благодеяний, бюстом, установленным на площади, названной в его честь.
На этом недолгий расцвет усадьбы закончился. Она сменила еще двух владельцев — А. Ф. Тургеневу и генерал-майора М. Ф. Чихачева, и, по завещанию последнего, заботившегося об устроенной при храме богадельне, в середине XIX в. перешла в ведение Московского попечительского комитета Императорского человеколюбивого общества.
Революционные преобразования вновь превратили это место в пустошь, постепенно зарастающую лесом. От роскошных усадебных построек не осталась и следа, от великолепных садов — одни воспоминания, каналы и пруды постепенно превращались в болотца. Маленькое кладбище при церкви было осквернено и разграблено. Устояли только два домика причта и богодельня, в которых ныне размещается школа-интернат для слаборазвитых детей. От села осталось 15 дворов, большей частью используемых как летние дачи.
«Перераспределение» богатств первый раз затронуло храм в 1919 г. Что из церковного имущества при этом исчезло, осталось неизвестным. Некоторые подробности сохранились в протоколе об изъятии церковных ценностей в мае 1922 г. Евхаристические сосуды были забраны из двух алтарей, напрестольные кресты — из всех трех, ободраны оклады с трех напрестольных Евангелий и со всех чтимых храмовых икон, изъято кадило. Разумеется, реквизированная утварь была серебряная вызолоченная. И это были не последние утраты. Так, например, бесследно исчез пожертвованный храму древний образ Спаса Нерукотворного, хранившийся, согласно владельческой записи, в роде Чихачевых с XIV в.
Церковь была закрыта в 1930-е годы. После этого живший при ней священник каким-то образом ухитрялся получать иногда разрешение от властей на совершение богослужений в некоторые большие праздники. Последняя служба, по воспоминаниям очевидцев, была совершена на Троицу 1941 г., ровно за две недели до начала Великой Отечественной войны. В послевоенное время храм окончательно пришел в ветхость: кровля провалилась, двери, рамы, полы, остатки иконостасов и все, что можно было разобрать, — расхищено. В таком виде он был возвращен Русской Православной Церкви.
«Пепелище» это досталось молодому священнику Андрею Ковальчуку, клирику храма Рождества Богородицы в Никольском-Трубецком, что на окраине Балашихи. В конце июля 1992 г. митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий поручил ему ознакомиться с положением дел в Алмазове, где стараниями тогдашнего завхоза школы, бывшего военного Анатолия Анатольевича Зиновьева, была зарегистрирована приходская община. То ли цели и задачи православного сообщества недопонимались вчерашними атеистами и коммунистами, то ли трудно преодолевались болезни внутреннего роста, но община, на первом этапе, несомненно, способствовавшая возвращению церковной территории в ведение Московской епархии, в дальнейшем из-за внутренних разногласий и разномыслия стала нефункциональной, формальной, и о. Андрею, получившему назначение в эту духовную и реальную»пустошь», пришлось многое начинать заново. За два месяца община была реорганизована, а о. Андрей, не испугавшись грядущих трудностей и возложив упование на Бога, решился пожертвовать определенным благополучием своего положения, отказавшись от совместительства в двух храмах, и полностью посвятил себя восстановлению разрушенного. Немалую поддержку в этом оказали ему домашние: и жена, и теща, сами, как сказали бы в прежние времена, происходящие из духовного сословия, знают, что такое священнический долг.
Что повлияло на это решение? Может быть, любовь к уединению, оставшаяся с детства, когда он жил и пас коров на хуторе в волынских лесах?
Семья о. Андрея была православной и не скрывала своих убеждений, поэтому молитва, любовь к богослужению — все это укоренилось в нем с детства. А небольшие трудности — действующий храм был в нескольких километрах от хутора и, чтобы успеть к утрене, надо было выходить затемно, в половине четвертого, — только укрепляли желание обязательного и живительного общения с Богом. В юности он не думал о священстве, хотел только петь и читать в церкви. Однако проницательные батюшки видели на нем печать избранничества: иерейское служение предрекали ему и в Почаеве, где он часто бывал с родителями, и в Псково-Печерском монастыре. Поверив им и проверив свое сердце, Андрей тотчас после окончания службы в армии поехал учиться в Московскую духовную семинарию. И Господь сподобил бывшего пастуха стать пастырем. В 1984 г. он был рукоположен в диаконы к храму в честь Рождества Пресвятой Богородицы в Никольском-Трубецком (примечательно, что так называлась церковь и в его родном селе), там же через пять лет стал священником.
…Первые после полувекового перерыва богослужения в Алмазове проводились под открытым небом, перед руинами. (В полуразрушенном остове храма находиться было опасно — со сводов и стен падали кирпичи и балки.) Не было ни престола, ни антиминса. Служились молебны и акафисты, совершались крестины. Лесное»благорастворение воздухов» наполнялось молитвенными воздыханиями и призываниями. Мало было и прихожан — только те несколько человек, которые захотели поехать с батюшкой из балашихинского храма.
Первая литургия была отслужена 13 декабря, на Андрея Первозванного, в Больших Жеребцах, в доме у Вячеслава Николаевича и Марии Александровны Базякиных. Они смиренно переносили все тяготы, связанные с приемом людей, с организацией богослужений, которые совершались у них вплоть до Радоницы.
Тем временем изыскивались средства, возможности, помощники… Летом 1993 г. удалось купить, перевезти и поставить рядом с храмом щитовой деревянный дом, в одной половине которого была устроена небольшая церковь во имя преподобного Сергия Радонежского, а в другой — приходская комната, кухня, подсобные помещения.
И в Алмазово пошли и поехали люди. Понемногу, тоненьким ручейком. Из соседних деревень — Никифорово, Кишкино, Моносеево, из более дальних Нового городка и Медвежьих озер, кто-то ехал даже из Москвы, но больше всего — из Балашихи.
Казалось бы странно — зачем едут прихожане оттуда, где своих храмов хватает? В Балашихе, например, их три. Но, по-видимому, это место, а может, и сам батюшка, так затронули человеческие души, что люди не боятся некоторых сложностей, например, отсутствия транспортного сообщения (теперь-то храм имеет собственный автобус, чтобы подвозить желающих), и приезжают помолиться в несуетной доброжелательной обстановке. Официально — это приходской храм, а по сути — как бы молитвенный скит.
И снова повторяется история. Опять в Алмазове возникает небольшой деревянный Сергиевский храм, а следом торопится восстановиться каменный. Не так ли и сам преподобный Сергий, уйдя в лес и на пустынном месте восславив Господа, вымолил благодать Божию для своей грядущей лавры, — благодать, которой вот уже шесть столетий духовно окормляется вся Россия. Частица ее веет и над алмазовским храмом.
Запустевшее было место вновь ожило. С началом регулярных богослужений стал мало-помалу возрождаться и разрушенный храм: разбирались прогнившие своды, расчищались и укреплялись стены, начались восстановительные работы. Многое поначалу делалось силами прихожан. Но вскоре появились соработники и жертвователи. Окрестные жители и сотрудники некоторых расположенных поблизости учреждений, увидев, что делается реальное благочестивое дело, стали помогать приходу личным участием, советами, связями, организацией работ, материалами, финансами — кто чем может. Появилась возможность нанимать профессиональных строителей.
И вот уже на Пасху и на Троицу 1998 г., пусть без пола, без штукатурки, без иконостаса, но службы проходили в каменной церкви. А с Рождества Христова у храма началась новая жизнь. Теперь недавние руины блистают чистотой и свежестью снаружи и внутри, призывают к богослужению звоном колоколов, радуют глаз изящным византийского стиля иконостасом, слух — благолепным пением, душу — вдохновенной, чинно совершаемой службой.
Духоносные старцы предупреждали, что к концу времен будут восстанавливаться многие храмы и многие тысячи людей будут посещать церковные службы.»Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лк. 18, 8) Страшное, обличительное пророчество! Возродить — это не только поднять из руин церковное здание. Это прежде всего восставить на молитву, на правильную, богоугодную жизнь заблудившиеся, закрученные в»море житейском» человеческие души,»просветить их словом истины», научить незнавших и напомнить забывшим, что»тела наши суть храм живущего в нас Святого Духа» (1 Кор. 6, 19).
В алмазовском храме все согрето теплом совместной молитвы, взаимопомощью, доброжелательством и сердечностью. Верится, что души здесь действительно раскрываются для Бога. Это души прихожан, число которых неуклонно увеличивается; это души их детей, многие из которых за эти годы из отрочат превратились в юношей и девушек и теперь помогают в алтаре, поют и читают на клиросе, преподают в действующей при храме воскресной школе, а восемь из них стали священниками; это и души детей из интерната, которые обретают веру, благодаря своим своим педагогам, которые стремятся приобщить их к церковной жизни; это, наконец, души всех радетелей восстановления церкви, многие из которых, пусть и в немолодом возрасте, но находят свой путь к храму. Да и что такое восстановление, как не прикровенное, самими участниками и жертвователями, возможно, не осознаваемое покаяние за разрушительное варварство XX века. Конечно, восстанавливают не те люди, которые разоряли. Но сказано же:»Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов»(Гал. 6, 2).
Время идет, и на стенах нашего дорогого храма появились благолепные фрески, деревянные резные киоты и другое убранство.
Труды настоятеля о. Андрея были замечены архиереем Владыкой Ювеналием, его перевели в Щелковский собор и поручили быть благочинным всего Щелковского округа.
Вместо него в храм был назначен настоятелем о. Борис Коротан, благодаря которому территория храма украсилась замечательными фонарями.
В 2008 г. настоятелем храма стал о. Илья Плешаков, духовная жизнь которого тесно связана с алмазовским храмом и его первым, после восстановления храма, настоятелем о. Андреем. Т.к. Таинство Крещения принял именно в этом храме, а крестил его о. Андрей.
16 июля 20011 г. освящение Сергиевского и Никольского пределов возглавил благочинный Щелковского округа протоиерей Андрей Ковальчук, который и поднимал из руин алмазовский храм. А 21 октября этого же года новые девять колоколов, заказанные специально для алмазовского храма к престольному празднику Казанской иконы Божией Матери, были подняты на верхний ярус колокольни и теперь радуют прихожан и окрестных жителей прекрасно подобранным звоном. Неоднократно заплутавшие в лесу жители Балашихи рассказывали о том, как благодаря звону Алмазовских колоколов они находили дорогу и выходили к храму благодаря Господа.
Александр Парменов
(4446)
